Речные драгоценности. Как Петр I хотел подчинить государству жемчужный промысел.
300 лет назад, в июне 1721 года, Петр I решил ввести государственную монополию на добычу речного жемчуга, который издавна ценился на Руси наравне с золотом и серебром. Веками его использовали не только для украшений - к примеру, купцы превратили его в аналог твердой валюты, делали накопления в жемчуге и производили им платежи. Для осуществления своего замысла царь повелел приставить к участкам добычи «доброй совести людей», чтобы ни одна жемчужина не избежала попадания в казну.
Пять пудов речного жемчуга — более 80 килограммов — было добыто на Кольском полуострове для украшения государева платья к венчанию на царство Ивана IV. Веками жемчуг, русский и иностранный, был самым часто используемым украшением и одеяний священнослужителей, и церковных утварей.
Огромное количество жемчуга шло у зажиточных людей на отделку обуви и головных уборов. Сапоги и башмаки расшивались золотом, особенно в верхних частях голенищ, и унизывались жемчугом; женские башмачки украшались им так густо, что не видно было сафьяна. Шапочки-тафьи и остроконечные колпаки тоже расшивались жемчужным зерном. Так что русский богатый человек допетровского времени был буквально украшен жемчугом с головы до ног.
По замечанию иноземного офицера на русской службе, Жака Маржерета, жемчуга в России в начале XVII века использовалось больше, чем во всей Европе вместе взятой.
Продавался он на ярмарках, а в Москве — в Ветошном ряду. Купцы копили жемчуг наравне с золотом и серебром и расплачивались друг с другом этой компактной и легко скрываемой при перевозке на дальние расстояния «валютой».
А добывался жемчуг на северных реках. Добычей занимались в Пермской, Казанской, Вятской, Ярославской, Симбирской губерниях и особенно в Олонецкой и Архангельской. В этих регионах продажа жемчуга составляла значительную часть крестьянского дохода. За лето один ловец мог выловить раковин на 200-300 рублей, что по тем временам было немало.
А в царскую казну с такого промысла крестьянин платил натуральный налог: отдавал каждую десятую жемчужину.
Такой порядок сохранялся долгие годы, пока в 1715 году царь-реформатор не решил вдруг резко увеличить государственные запасы жемчуга. Петр I приказал отправить в Казанскую и Сибирскую губернии комиссию, которая должна была проконтролировать ловлю жемчуга в реках и «осмотря, набрать того жемчугу, сколько возможно». Но привезти горы жемчуга в царскую казну комиссии не удалось. «Всяких чинов люди и крестьяне жемчуг ищут и ловят на себя и на помещиков своих и продают утайкою беспошлинно всяких чинов людям», - говорилось в заключении комиссии.
Такой непорядок возмутил Петра. И решил царь узаконить процедуру ловли речного жемчуга. Отныне крестьяне не имели права вылавливать раковины и присваивать себе жемчуг по собственному деланию - теперь они должны были наниматься на государеву службу и ходить на промысел чуть ли не под постоянным контролем неусыпных государевых людей. «Сыскивать оный жемчуг, - говорилось в Указе 1719 года, - от себя наймом, нанимая охочих знающих людей, которые прежде такой промысел имели; если ж наниматься не захотят, то оных людей того промысла взять в неволю... И смотреть за ними накрепко, дабы они работали прилежно».
За ловлю жемчуга всем — и добровольцам и невольникам — было приказано платить по 3 рубля в месяц. Но ни в 1719-м, ни в 1720 году жемчуг не посыпался в государственные закрома. Разгневанный царь-преобразователь приказал Берг-Коллегии составить указ, запрещающий всем обывателям ловлю жемчужных раковин без особого на то разрешения. К участкам с жемчугом было решено «приставить доброй совести людей из офицеров или из дворян», приведя их всех к присяге. За самовольную ловлю жемчуга грозил грандиозный штраф в 100 рублей.
Таким образом, ловля речного жемчуга полностью стала подконтрольна царю. Однако за 10 лет государственной монополии на жемчужную ловлю в Берг-Коллегию было прислано всего около 5 тысяч жемчужин разных сортов. Не добился царь-реформатор желаемого результата.
Уже после его смерти Сенат потребовал от Коммерц-Коллегии мнения о том, «надлежит ли ловлям жемчуга быть в казенном содержании, или дать им свободность». Та доложила, что казной потрачено на эту отрасль 229 рублей, а жемчуга доставлено на 87 рублей, да и тот «наибольше синего и темного вида». И признала, что от жемчужного промысла казне никакой прибыли не было, «но еще и напрасный убыток оказался».
И Сенат решил, что в жемчужном деле нужно всё поменять.
В марте 1736 года Сенатским указом снова было разрешено всем свободно ловить жемчуг в реках и озерах, кому бы они ни принадлежали, но с условием: чистый и крупный жемчуг представлять в городах воеводам и управителям для отсылки его в Коммерц-Коллегию, которая должна была назначить хорошее вознаграждение его владельцу.
После этого добыча жемчуга быстро пошла в гору. Историки утверждают, что только на реках беломорского района — Керети, Кеми, Умбе, Варзуге и других — к концу XVIII века жемчуга вылавливали на 200 тысяч рублей в год, а из-за рубежа в Петербург его привезли в 1802 году на 11 500 рублей.
Запасы жемчуга в купеческих семьях, как в виде женских украшений, так и россыпью, значительно выросли. Так, в городе Торопце (Псковская губерния), успешно торговавшем в XVIII веке с заграницей, скопились сотни килограммов жемчуга. Историк М. Семевский писал: «Жемчугу было у купцов множество: бывало делятся, просто отсчитывают пригоршнями, как горох… Но в 1836 году осталось семей купцов только 76. Торговля перешла в Бердичев и в другие города: торопчане остановились на мелочной торговле галантерейными товарами, вместо немцев завелись знакомства с евреями… Много перетаскали они отсюда добра, а больше всего жемчугу; говорят, вывозили его четвериками (в четверике 26 литров)».
О жемчужных запасах жителей Калуги также ходили легенды. «О богатстве калужан,— писал доктор философии Московского университета Г. Зельницкий, с 1786 по 1804 год работавший учителем в Калужских народном училище и гимназии, - судить можно по количеству одного жемчуга, которого в Калуге можно собрать по среднему пропорциональному числу на 10 миллионов рублей, так что надобно пару добрых лошадей для поднятия его».
И журнал «Урания», вышедший в Калуге в 1804 году, сообщал:
«Здешние женщины были страшные охотницы до жемчуга, который ценили выше дорогих каменьев. Часто можно было видеть на женщине жемчуга до 160 золотников (почти 700 г.), ценой до 5000 и более рублей».
Любили жемчуг и в высших слоях петербургского общества, и в царской семье. Французский посол Савари, размышляя о подарках для русского двора, «которые были бы приняты здесь с величайшим удовольствием», писал Талейрану из Петербурга в 1807 году: «Мне помнится, что испанской королеве посылали великолепные платья. Такой подарок здесь очень бы оценили. Императрица молода, красива и грациозна. У нее много жемчуга и бриллиантов, но нет ни одного платья из красивой материи и хорошо сшитого».
Поспорить с жемчугом императрицы Елизаветы Алексеевны могла, по воспоминаниям современников, и жемчужная нить камер-фрейлины Анны Орловой-Чесменской. А в конце 1820-х годов весь светский Петербург восхищался удивительным жемчугом знаменитой красавицы Аграфены Закревской, супруги министра внутренних дел.
Конечно, их украшения были не из русского речного жемчуга, а из заграничного, со дна моря. Но некоторые экономисты XIX века утверждали, что иногда русские северные жемчужины редкой красоты продавались за рубеж, а оттуда привозились в Россию как иностранные.
Увлекались жемчугом и москвички. Русская мемуаристка Е. Сушкова, приехавшая в мае 1833 года из Петербурга в Москву, записала в своем дневнике: «Туалеты здесь поразительной пестроты,— волос на голове не видно из-за целых цветочных кустов, фероньеры заменены цепочками и жемчугами, которые совершенно закрывают лоб, корсажи en pointe (с острым концом, обращенным к земле) и этот последний украшен бронзой, драгоценными камнями, жемчугами… даже чепчики вместо лент украшены тоже жемчугами. В Петербурге меня приняли бы за лгунью, если бы я попробовала описать подобный наряд… Трудно поверить, что за вкус у москвичей».
Но именно этому вкусу были обязаны своим процветанием несколько московских ювелирных фирм, торговавших вплоть до конца XIX века исключительно изделиями из русского жемчуга.
До 1870-х годов крестьянин, занимавшийся ловлей жемчуга, добывал за лето около тысячи зерен. Способов доставания раковин из рек было несколько.
На мелководье просто ходили по воде и искали ракушки ощупью. В глубоких местах ловцам приходилось бродить по горло и, почувствовав раковину под ногой, они хватали ее пальцами ног и поднимали из воды.
Путешествуя в середине 1890-х годов по Мурманскому краю историк и журналист А. Слезскинский, узнал от лопарей о другом способе: «Делается плот из четырех бревен длиною каждое в полторы сажени, которые сколачиваются так, чтобы посредине оставалось небольшое отверстие, могущее дать возможность человеческому глазу видеть дно реки. Ловец отталкивается от берега шестом, длиною полторы-две сажени, у которого на одном конце сделан расщеп для зажима раковины, и бросает на фарватере реки, вместо якоря, камень на веревке. В то время, когда плот водит течением, ловец подтягивает или спускает веревку, а сам смотрит в отверстие и отыскивает на дне раковину».
А в 1892 году в Олонецкой губернии случилась такая история, ставшая для ловцов жемчуга настоящей сенсацией. В село Челмужу прибыло несколько финляндцев, давно занимающихся добычей жемчуга - партия этих жемчугоискателей была вооружена подзорными трубками и всеми необходимыми снастями. Отправившись вверх по реке Немени, финляндцы пробыли здесь около трех недель. А возвратившись, рассказали, что добыли жемчуга тысячи на две или три. «Отсутствие приспособлений для ловли жемчуга ведет, во-первых, к тому, что раковины местными жителями добываются лишь на глубине, не превышающей роста человека, а во-вторых, само собою, отражается на количестве ловли», - писали в газете.
Со временем, как это часто случается, жемчужный промысел в России сошел на нет. Серьезной причиной сокращения добычи жемчуга было то, что по многим рекам с 1880-х годов в весеннее время стал производиться сплав бревен и дров, заготовленных зимой. Жемчужные раковины, при усиленном сплаве лесных материалов, затирались в песок и разносились по берегам. Из-за этого добыча жемчуга резко снизилась.
Не способствовало сохранению популяции жемчужниц и хищническое вскрытие молодых раковин, в которых, как правило, не было жемчужин. После перерезки запирающей раковину мышцы, моллюск погибал, даже если ракушки бросали в реку.
Такая бездумная и варварская добыча ценных жемчужниц нанесла значительный урон природе. В ходе добычи на прионежском и карельском побережье к ХХ веку скопились большие кучи раковин, поскольку все правила промысла были забыты. А о восстановлении популяции моллюсков вообще никто не заботился. Вскоре ареал обитания жемчужниц стал настолько небольшим, что добыча была уже не выгодна.
Это сказывалось и на вывозе русского жемчуга за границу. Так, в 1860 году его продали за рубеж на 181 тысячу рублей, а в 1899 году — всего лишь на 2 тысячи.
Приглашаем в наш новый паблик, где мы каждый день публикуем интересные факты и истории со всего мира
История для всех